Старинная Русская почта

1. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЯМСКОЙ ГОНЬБЫ

Киевская Русь была большим и сильным государством. «Империя Рюриковичей» объединяла под властью Киева огромную территорию, в состав которой входили и Новгородское, и Суздальское, и Ростовское княжества.

Города Киевской Руси были богаты и шумны. Кого только не было за их стенами – варяжский князь Симон, пришедший из-за Балтийского моря, византийские и западные купцы, греческие художники, венгерцы с берегов Дуная, немцы, половцы из степей, многочисленные ремесленники.

Торговала в то время Русь чуть ли не со всем светом. Русских купцов встречали у булгар на Волге и у косогов на Кавказе, в Багдаде, Византии и в Западной Европе.

Велась в Киевской Руси и оживленная переписка. Как ни бедна дошедшая до нас литература тех времен, однако мы знаем о ряде дипломатических писем, о родственных письмах князей, княжен (например, письма Янки, дочери Ярослава, братьям), а также духовных посланиях.

Есть в русской летописи (984 г.) такая запись о родимичах: «..платят дань, Руси повоз везут и до сего дне». Слово «повоз» можно было толковать, как натуральную повинность побежденного племени перевозить людей и кладь для киевского князя. Однако вернее под повозом понимать такой способ уплаты дани, при котором побежденные племена сами должны были доставлять ее в определенное место в отличие от обычного сбора дани. Через полтораста лет ми встречаемся уже с другим значением слова «повоз». В Ипатьевской летописи (1151 г.) рассказывается, что Юрий Долгорукий из Городца направлялся в Суздаль, по дороге заехал к князю Святославу Ольговичу Черниговскому и «тот прият и с честью великой, и повозы да ему».

Таким образом, под «повозом» предполагалась какая-то система перевозки как самих князей, так их послов и гонцов.

В Новгородской летописи (1209 г.) рассказывается, что новгородцы, недовольные своим посадником Дмитром и его приверженцами, собрали вече и, вспоминая все вины посадника, кричали, что он приказывал «повозы возить». Здесь «повоз» – уже натуральная повинность населения.

О повозе упоминается и во многих договорах новгородцев с приглашаемыми ими князьями, где записано, что население обязано давать лошадей для гонцов и дворян князя.

Позднее в северо-восточной Руси слово «повоз» заменяется термином «подвода». (интересно, что термин «повоз» сохранился, но с несколько иным значением. «Повоз» стал натуральною повинностью крепостных крестьян). Однако по-прежнему население обязано выставлять лошадей с «десяти сох по две подводы от стану до стану» для княжеских гонцов и его слуг.

Подводная повинность была очень тяжела для населения. Освобождение от нее являлось большой льготой. Но эту милость оказывали не часто. Изредка освобождались от подводной повинности погорельцы и новоселы, причем последние на срок от двух до десяти и очень редко двадцати лет.

Князья пытались установить порядок в пользовании подводами: гонцам приказывалось ездить только по определенным дорогам, делалось большое различие между гонцом и княжеским чиновником, путешествующему по своим делам. Гонцу, у которого не имелось соответствующего удостоверения, можно было не давать лошадей.

Организованная система сообщений, т.е. ямская гоньба, возникла значительно позднее.

Что же это за слово «ям»?

Большинство исследователей считают, что «ям» происходит от монгольского слова «дэям» – Дорога.

Первое упоминание о яме мы находим в ярлыке хана Менгли Тимура. Он дал этот ярлык православному духовенству в семидесятых годах 13 века. Среди всех дарованных церкви льгот упоминается и освобождение от яма. По нашему мнению, «ям» был налогом. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что для его сбора посылались особые сборщики – ямники.

По документам 14—го века мы узнаем о яме, собиравшемся в пользу князей. Освобождая, например, кого-нибудь от «подвод» и «яма», князь делал специальную оговорку, что он дает льготы по подводной повинности и не берет яма в свою пользу.

Таким  образом, издавна существовали необходимые предпосылки для организации регулярной связи (подводная повинность, сбор специального налога).

Ко второй половине 15 века Московское государство было достаточно сильным, и с ним приходилось считаться соседним странам. При Иване 3-м (1462-1505) завершилось государственное объединение Руси. Если территория первого московского князя Данилы была равна 2500 квадратным километрам, то при начале княжения Ивана 3-го она уже выросла до 750 тысяч квадратных километров, а своим потомкам он оставил княжество в 2 миллиона квадратных километров. Расширившееся государство требовало новых методов управления и в первую очередь налаженной связи.

Есть много оснований думать, что организатором ямской гоньбы в России был Иван 3-ий. В своем духовном завещании среди прочих распоряжений он пишет, чтобы сын его Василий «…в своем Великом Княженье держит ямы и подводы на дорогах по тем местам, где были ямы я подводы на дорогах при мне; а дети мои Юрьи з братьею по своим отчинам держат ямы и подводы по дорогам при мне».

Выражение Ивана 3-го «при мне» едва ли могло служить доказательством, что именно при нем была организована ямская гоньба, если бы в его завещании не было выражения «по старине», т.,е. о чем-либо существовавшем до него.

Возможно, что ямы были созданы на некоторых дорогах и раньше княжения Ивана 3-го, но только он придал ямской гоньбе административное значение, только с его времени она начинает складываться в систему.

Ямская гоньба была создана только для нужд государственного управления. Направление ямских дорог свидетельствует об этом. В то время как ряд важнейших торговых путей не был устроен и не имел ямов, пути, по которым велись дипломатические сношения, например от города Новгорода, до ливонского рубежа, хотя и пролегали по пустынной и зачастую малонаселенной местности, имели хорошо устроенные ямы.

Московское правительство старалось организовать ямскую гоньбу не только в своих дедовских вотчинах, но и в новоприобретенных землях. Завоевав, например, Смоленщину, Василий 3-й (1505-1533 г.г.) немедленно  устраивает там ямы, а Иван 4-й (1533-1584 г.г.) организует ямскую гоньбу в покоренном им Казанском ханстве и в Сибири.

Развивавшаяся ямская гоньба не уничтожила подводную повинность, которая просуществовала вплоть до 17-го века и дополняла гоньбу.

Очевидно, в годы царствования Ивана 3—го организуется и центральное управление ямской гоньбой. Первоначально оно было сосредоточено в руках казначеев великого князя. Эти важные по тогдашним временам княжеские сановники обыкновенно поручали управление ямами одному или двум дьякам, которые позднее именовались «ямскими дьяками». Вначале в ведении этих дьяков были наряду с ямской гоньбой посольские, архивные и непосредственно казначейские дела.

Понемногу ямское дело стало обособляться, и в 1550 г. появляется упоминание о ямской избе. Однако ямской избой пока еще ведает казначей, хотя правительство начинает понимать, что ямским делом должно ведать специальное учреждение. Этого требовала расширяющаяся ямская гоньба и то внимание, которое уделяло московское правительство. В семидесятых годах 16-го века гоньба изымается из ведения казначеев и для управления ею создается особый Ямской приказ.

В 1604 г. Ямской приказ упоминается как совершенно самостоятельное учреждение, находящееся в ведении специального судьи и дьяков. Это мы узнаем из грамоты Бориса Годунова, в которой он приказывает окольничему Салтыкову и дьяку Шестакову сделать распоряжение по всем ямам, чтобы были приготовлены для посла Логау по двести подвод на каждом яме.

Не один только Ямской приказ ведал ямами. В областях, которыми управляли специальные приказы: Новгородская четь, приказ Казанского дворца, Сибирский приказ и др. – все ямское дело подлежало их ведению. Судя по ряду документов, все кормовые и загонные книги, т.е. весь архив, хранился в Ямском приказе. Там же велась запись всех указов и грамот по ямскому делу. Поэтому при устройстве и управлении ямами другие приказы обращались в Ямской приказ.

Из жалованных грамот 16-го века известно, что судебные дела между ямщиками и сторонними людьми обычно разрешал Ямской приказ.

Иногда судей было двое. Кроме судьи, в приказе находились два дьяка. Подьячих, приставов и строжей в приказе было сравнительно немного, например, подьячих только 20 человек. Подьячие делились на «верстанных» и «неверстаных». «Неверстяные» жалованья не получали, они считались еще учениками и жили «доброхотными приношениями». «Верстаные» получав ли жалованье от 1 до 24- руб. в год, в зависимости от важности работы и от количества прослуженных лет. Пристава и сторожа получали по 8 руб. в год. В общем, содержание приказа обходилось недорого. Так, в 1687 г. весь расход на жалование составлял 273 руб. 13 алтын. Кроме того,75 р. было потрачено на чернила, бумагу, отопление и освещение.

Помещался Ямской приказ в Кремле.

2. ЯМЩИКИ И ЯМЫ

В конце 15-го и в начале 16 веков ямы устраивались по многим дорогам. Из Москвы ямские дороги шли на Новгород, к немецкому рубежу на Ругодив (Нарву), на литовскую границу через Можайск и Новгород-Северский, на Казань через Муром, наконец, вглубь земель, расположенных на юго-востоке России. Был еще один путь, имевший большое политическое значение, – в Крым, к другу и союзнику Ивана 3-го – хану Менгли Гирею, между ними все время шла оживленная переписка.

Обычно ямы находились в 30-40 верстах друг от друга. Устраивались они при населенных пунктах. Если между селениями было больше 40 верст, то устраивался промежуточный ям. Этот ям не был самостоятельным, а приписывался к основному ближнему яму.

Во главе ямов стояли ямщики, обычно двое-трое, реже больше. Слово «ямщик» сходно с тюркским словом «ямчи», которое первоначально означало человека, непосредственно управлявшего лошадьми. Еще больше слово «ямщик» сходно с персидским словом «ямджик» – гонец. В то время гоньба велась населением. Ямщик был чем-то вроде станционного смотрителя, а не возницею. При Иване 3-м и его преемниках ямщики следили за тем, чтобы на яму всегда было достаточное количество лошадей и корма для них, а также ведали всеми расчетами. Правительство обращалось к ним, как к своим чиновникам.

Ям состоял из двух-трех изб, обширной конюшни и больших сараев для сена и овса. Обыкновенно к яму приписывались пашня и сенокосные земли, которыми пользовались ямщики. К большим ямам приписывались даже целые деревни, доход с которых шел ямщикам.

С увеличением гоньбы на яму, кроме ямщиков, появляются дьячок, ведавший книгами для записей, и дворник – хозяин постоялого двора. Судя по дошедшему до нас документу, адресованного на Тотьму (1548) ямщики и их подручные избирались всей округой: городским и сельским населением.

После избрания и согласия на это местного наместника, ямщики отправлялись в Москву к казначею великого князя. Дьяки казначея приводили к крестному целованию, что он «воровать против царя и великого князя не будет и службу свою будет справлять честно и неленостно». Потом ямщикам давали деньги на расходы, и они разъезжались по ямам.

К ямам окрестное население заранее доставляло определенное количество подвод с лошадьми и корм. В случаях особой надобности приводилось большее количество лошадей. Если ям стоял на судоходной реке, то гонцов-послов отправляли по воде: им давали лодку с гребцами и кормщика.

В отличие от обычной повинности поставку подвод и лодок правительство оплачивало, платило оно и проводникам. Об оплате населению за прогоны сохранились сведения начала 16-го века. Видимо, тогда же были введены и книги для записей расхода этих денег, так называемые загонные или изгонные книги. Дьяки казначея ежегодно проверяли по ним расходы. По особому указу книги мог проверить наместник.

Судя по письму на Тотьму от 1548 года, крестьянам, выставлявшим подводы на ям, платилось по 3 деньги (деньга – денежный знак, полкопейки) за 10 верст за каждую подводу, а проводнику – по 1/20 деньги с версты. По тем временам это была не плохая оплата. Московский рубль конца 15 века равнялся 130 золотым рублям начала 20 века, а первой половины 16 века – 73.83 золотым рублям. В среднем ценность московского рубля конца 15 и середины 16 века равнялась 100 золотым рублям. В московском рубле было 200 денег, таким образом, одна деньга равнялась 50 коп. золо — том. Следовательно, за подводу население получало от ямщиков по 15 коп. а проводник – по 2,5 коп. с версты. Таким образом за подводу (обычно тройку) на которой гонец ехал 30 верст до следующего яма, выплачивалось 4 руб. 50 коп., а проводнику – 75 коп. (Из дошедших до нас материалов мы знаем, что четверть ржи, т.е. приблизительно 1,5 центнера, стоила тогда 6 коп. Таким образом, за перегон в 30 верст одной подводы платили 112,5 килограмма ржи, а проводнику 18,5 килограмма ржи).

Однако, несмотря на такую высокую оплату, население тяготилось ямской гоньбой. Ямщики, боясь больших требований на подводы, набирали как можно больше лошадей и держали их на яму по многу дней. На стоящих «бездельно» лошадях нельзя было заработать, кроме того, лошади брались из хозяйства, т.е. уменьшалась тягловая сила. Иногда правительство вынуждено было посылать особых приставов с тем, чтобы отбирать у ямщиков лишних лошадей и возвращать их населению.

Ямская земля освобождались от всех налогов и сборов. В старой Новгородской окладной книге записано, что с земли яма Назье «старого дохода шло денег пять гривен, баран, куры, десять локот  (мера длины) полотна, да попона, пяток льну, три остромка (вязанка, охапка) сена, а из хлеба четверть, а ключнику три четверти ржи, три четверти ячменя. А ныне пашут ямщики и никакого сена, ни гривен денег ждать уж не придется».

Ямщик был выборным от общества человеком, но обществу он не подчинялся. Он отсчитывался только перед Москвою, откуда получал приказы.

Иногда должность ямщика переходила от отца к сыну, от сына к внуку.

Писцы записывают землю уже не как фонд яма – она отождествляется с наследственной собственностью ямщицкого рода.

Пользоваться ямскими лошадьми могли только лица, имевшие особые грамоты – подорожные, которые удостоверяли, что человек едет не по своим личным делам, а послан по государеву делу. Князь Юрий Дмитриевич, например, разослал приказ в 1470 году, где разрешает брать подводы, корм и проводников только тем, кто погонит с моей грамотой подорожной». В подорожной писались титул, точное название маршрута, указание на соблюдение подорожной всеми ямщиками, а там, где нет ямов, – для всего населения, имя и звание предъявителя подорожной, по каким делам он послан, количество подвод, проводников, судов, гребцов и кормщиков, которых имел право требовать едущий, наконец, указывалась дата, подпись и ставилась черно-восковая печать.

Сохранился текст первой из дошедших до нас подорожных, выданной в 1489 году подьячему Кулпе Оксентьеву, который сопровождал посла. Вот перевод этого текста: «От Великого Князя Ивана Васильевича всея Руси, от Москвы по дорозе по нашим землям, по Московской земле и по Тферской земле, до Торжку по ямам ямщикам, да и в Торжок старостам, а от Торжку по Новгородской земле до Великого Новагорода по ямам ямщикам, также и назад от Новагорода до Москвы. Послал есьмы Кулпу Оксентьева, и вы бы ему давали по две подводы до подвод, от яму к яму по сей моей грамоте. Лета девятьдесят седьмого».

Позднее текст подорожных стал более подробным. Так, в подорожной, выданной в 1493 г. подьячему Елке, указывается, что ему обязаны давать на яму лошадей и две подводы, но также и «корм ему давать на яму». В подорожной 1504 г. мы находим указание, чтобы подводы давались немедленно, «не издержав ни часу». С тех пор это указание входит в текст подорожных как обязательная часть.

При выдаче подорожной в ней указывалось, что одному гонцу ехать и платить прогоны, а другому давать подводы без прогонов.

В «Записках о московитских делах» австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна говорится о ямской гоньбе начала 16-го века. «…гонцу позволено выбирать лошадь по своему желанию. Когда я торопился из Новгорода Великого в Москву, то начальник почты, который на их языке называется ямщиком, озадачивается приводить мне с раннего утра тридцать, иногда сорок и  пятьдесят лошадей, тогда как мне нужно не более двенадцати.

Таким образом, каждый из нас брал себе лошадь, которая ему казалась годного; усталых лошадей мы переменяли немедленно по приезде на другой постоялый двор, который они называют ямом, а седло и узда у нас оставались прежние.

Всякий может гнать лошадей сколько ему угодно, и если лошадь падет или не может продолжать езду, то совершенно безнаказанно можно увести другую из каждого ближайшего дома или взять от первого попавшего навстречу, исключая княжеского гонца. Ямщик обыкновенно отыскивает лошадь, выбившуюся из сил и оставленную на дороге; он также возвращает лошадь тому, у кого она была взята, и платит деньги за дорогу по расчету. Большею частью за 10 или 20 верст платится 6 денег. На таких почтовых лошадях мой служитель в 72 часа прибыл из Новгорода в Москву, между которыми 600 верст расстояния, т.е. 120 германских миль. Это тем более удивительно, что лошади у них малы, за ними ухаживают гораздо небрежнее, чем у нас, и, однако, они переносят такие труды».

3. ЯМСКИЕ ОХОТНИКИ И ЯМСКИЕ СЛОБОДЫ

Во второй половике 16-го в. начинает меняться организационная структура ямской гоньбы. Население уже не выставляло на ям лошадей и не сам сошный крестьянин возил гонцов. Для этого использовались люди, которые имели лошадей, упряжь, повозку, сани и другие предметы, необходимые для ямской гоньбы. Крестьяне, отбывающие натуральную ямскую повинность за все общество, назывались ямскими охотниками. Охотники выбирались на продолжительный срок, а иногда и бессрочно. Однако эта реформа вводилась не сразу. На ямах постепенно образовалась группа людей, которые нанимались ехать за очередного гонщика. Это были крестьяне и посадские, избравшие ямскую гоньбу как промысел. Зачастую ямские охотники были братьями и сыновьями ямщика, жившие на яму без определенных занятий. Они получали плату, полагающуюся проводнику – 1.5 деньги за 30 верст да брали еще плату с нанявшего их очередного гонщика.

Население привыкло к тому, что есть люди, которые и в непогоду, и в бездорожье всегда готовы ехать за очередного гонщика. Были выгодны охотники и правительству. Они постоянно находились на яму и всегда были готовы отправиться, куда их пошлют. Ямщику не нужно было теперь собирать крестьян для перевозки гонца или посла.

Население стало стремиться, чтобы охотники всегда находились на яму. Нужно было определить положении ямских охотников, установить их взаимоотношения с населением. И вот во второй половине 16 века около пи начинают расти ямские слободы, которым отводятся специальные земли.

Ямские охотники появились в разное время. В жалованных грамотах 16—го века, дающих льготы в ямской гоньбе, до шестидесятых годов говорилось об освобождении от обязанности стоять на яму с подводами, а после шестидесятых голов – от обязанности давать на ям охотников. В ярославском, ростовском и романовском уездах ямские охотники и ямские слободы появились между 1565-1580 гг., в Новгорода и Пскове – в 1560 г., в Москве мы знаем об устройстве Тверской-Ямской слободы в  1566 г. и т.д.

Для выбора ямских охотников и устройства ямов и ямских слобод правительство посылало «стройщиков» и давало им соответствующий наказ. Стройщики обычно были из местных служилых людей, но строили они ямы по наказу из Москвы. Так, например, Михайловским ям строили осадный голова и приказчик, в Углича – угличанин Раков и т.д. Вначале стройшиков присылали непосредственно из Москвы. Обыкновенно это были дьяки или дети боярские. Для особо важных ямов посылались люди повлиятельнее, вроде князя Ивана Петровича Пожарского, устраивавшего в 1601 г. ям в Туле.

Получив наказ, стройщик запасался перечнем того, кто из уездных людей к какому яму приписано. Если ям организовывался вновь, то стройщику приходилось предварительно проделать работу по приписке к яму населения.

Тут же  выяснялось, сколько всего земли у населения, и с какой части сохи (х) должен быть выбран охотник.

Затем вся земля делилась на части по количеству выбираемых охотников, и населению каждого земельного надела предлагалось выбрать одного охотника. В надел обыкновенно входило несколько владений. Возникавшие спора разрешались стройщиками.

По наказам из Москвы в охотники должны были выбираться люди «добрые, лучшие, семьянистые, прожиточные». Предпочтение должно было оказываться тем, которые уже бывали в охотниках или у которых отцы и братья «ямскую гоньбу уже гнали».

Таким образом, правительство стремилось сделать ямскую гоньбу из случайного занятия профессией, переходящей из рода в род. Однако первое время таких профессионалов не хватало и приходилось зазывать в ямские охотники всех людей, «которые похотят». Когда набирали нужное количество охотников, из записывали в «устройные книги»: как зовут, чей сын и прозвище и у кого живут». Сюда же записывалось, с каких именно земельных участков выбран охотник, сколько у него лошадей и каких: например: «а лошадь у того охотника – мерин рыж, лыс, нос порот, грива налево, десяти лет, да мерин бур, звезда во лбе, нос порот, грива на обе стороны, восьми лет».

В «устройную книгу» записывались и поручительства в том, что охотник «будет жить» в слободе, гонять гоньбу и всякое ямское дело делать, с яму не сбежит, никаким воровством воровать не будет; не будет держать у себя корчмы, не будет устраивать у себя притона для лихих людей и крещеных вещей» и т.д.

Выставляя на ям охотников, население обязано было давать им подмогу – единовременную и ежегодную. Единовременная помощь давалась на обзаведение – покупку лошадей, упряжи, телеги, саней и на переезд «со старины», т.е. с прежнего места, в слободу, где надо было построить избу и двор.

Размер единовременной подмоги определялся правительством. Подмога обычно составляла 25 руб. или 20 руб. От охотников, которым выдавали 25 руб., требовалось держать вместо обычной тройки четверку лошадей.

Ежегодная подмога колебалась в зависимости от цен на продукты и фураж. Годовая подмога была очень различна: от 5 до 17 руб. Если население но соглашалось на поставленные условия и противилось уплате подмоги, охотники жаловались в Москву, и правительство, дорожа ямской гоньбой, заставляло население соглашаться с охотниками.

Одновременно с ямским сбором во второй половине 16-го века появляются еще два сбора: «ямским охотникам на подмогу» и «ямским охотникам на ямы и прогоны». Как известно, ямская гоньба организовывалась не только в обжитых местах, но и по дорогам, пролегающим в малозаселенных местностях. Чтобы устроить здесь ямы, приходилось тратить государственные средства, которые в виде налогов взимались с крестьян. Кроме того, из ямских денег платили жалованье ямским дьякам, ямским приказчикам и «дворникам».

Выбранных охотников стройщик наделял землей. Ямская земля состояла из нескольких частей: земли под ямской двор и жилые дома слободы, пашни, сенокосы, лесные угодья и оброчные деревни. Под ямской двор в зависимости от его значимости отводилось от половины до одного гектаре. Обыкновенно двор помещался в ямской слободе, расположенной на краю села или города. Земля отводилась в зависимости от количества охотников. Обычно охотник получал от 1/2 до 5/6 гектара под хилой дом, огороды и усадьбу. Приказчики обыкновенно получали до двух гектаров.

Со своего земельного надела охотник должен был «денно и нощно, когда потребуется, гонять гоньбу, государевых послов и посланников и гонцов встречать и провожать зимним и летним путем на подводах и санях». Если ям стоял у реки, охотники должны был иметь лодки, –  они становились гребцами и кормщиками.

Обычно охотникам отводилась «государева порозжая земля», но, если ее не было, то «чья ни будь». Если на отводимой земле были крестьянские дворы, то они приписывались к яму. Доход от деревень поступал всем охотникам, и они сообща делили его между собой.

Выделив слободе землю, стройщик обязан был отмежевать ее, чтобы между ямами не возникало споров.

Пашенная земля и сенокосы хоть и делились на каждого охотника, но в целом принадлежали слободе. Двор и дворовые, постройки считались собственностью охотника, но если охотник «худал» и его отстраняли от гоньбы или он сбегал, то двор поступал в ведение слободы.

Очень редко охотники владели надельной землей сообща, как, например, в Псковском и Загорской слободах в начале 17-го века. Это обыкновенно бивало тогда, когда охотники не занимались сельским хозяйством, о всю землю сдавали и делили только доход, получаемый с нее.

Во главе ямской слободы стояли приказчики и староста. Приказчик, как представитель власти в слободе назначался правительством, староста выбирался ямскими охотниками.

Трудно точно разграничить функции старосты и приказчика. Староста отпускал подводы, он же вел загонные книги, но на подорожных ставил своп подпись приказчик. Староста, таким образом, ведал внутренним распорядком гоньбы, а приказчик выступал как официальный представитель слободы. Приказчик вместе со старостой судил ямских охотников, их детей, «дворников» и получал с них судебные пошлины.

В случае притеснений со стороны наместников и приказных, челобитные обыкновенно подавал приказчик, хотя жалобу от всей слободы мог подавать староста и даже отдельные охотники.

Приказчик большого яма иногда был стройшиком мелких ямов, расположенных на скрещении дорог.

Обычно приказчик находился в каждой слободе, но были слободы, где он никак не уживался. «А двор приказчика пуст,  записано в одной из устройных книг 1606 г., – и приказчика нет, а приказчикову землю разделили меж себя».

Без приказчика слобода могла существовать, а без старосты – нет. Он был душой слободы, своим человеком и влиял на жизнь охотников гораздо сильнее приказчика.

Ямские охотники, как члены ямской слободы, пользовались рядом привилегий. Ни всесильный наместник, ни волостель (начальник волости), ни их тиуны (судьи низшей степени) не только не спрашивают у них «корм», но не смеют даже приехать незваными гостями на праздник.

Охотники не платят основных налогов, а также пошлин при продаже и покупки лошадей, не участвуют в натуральных повинностях. А если и платят кой-какие пошлины, например при женитьбе – «за выводную куницу», то вдвое меньше, чем обыкновенный горожанин.

Охотник судился у приказчика и старосты даже в душегубстве. Провинился в чей-нибудь охотник в другом городе, – все равно ни наместник, ни волость, ни их тиуны охотника судить не могут, они должны представить его для суда в слободу.

Только пойманный за разбой с поличным охотник судится у губного старости (представителя местной власти). Да и то на суде должны присутствовать «для сбережения» приказчик и ямской староста.

С жалобами местного населения на наместника в Москве считались мало, если только наместник совершит вопиющее беззаконие. Совсем другое дело жалобы ямских охотников. При неладах с ямской слободой всесильный наместник получал из Москвы суровый наказ – разбирать жалобы немедленно.

Благодаря этим льготам создавалась буйная ямщицкая вольница. В одной из грамот рассказывается, как ямские охотники подняли население Архангельска против воеводы Милюкова. В другой грамоте современник с сокрушенней пишет, что охотник вместе с литовскими людьми и русскими «ворами» ограбили Тверской Желтиковский монастырь.

Однако все эти льготы не способствовали расцвету ямских слобод: ямы «худали», а ямщики «бежали розно» от гоньбы.

Проследим жизнь ямского охотника. На данную ему подмогу он обзавелся лошадьми, ямщицким инвентарем, построил в слободе избу и надворные постройки. Начинает работать. Редких день проходит, чтобы охотник не был в дороге. Правительство шлет гонца за гонцом, едут послы, воеводы,  наместники, тиуны, дьяки, приказные с различными поручениями, всем надо лошадей и «немешкотно». Порвалась сбруя, изломались телега и сани, добрые лошади того и гляди падут. Охотнику надо обзаводиться новой упряжью, экипажами, покупать новых лошадей. А на какие средства?

На наделенной ему земле он работает урывками. Хорошо, если накосит сена для своих лошадей да соберет для них овса и ячменя. А надо еще прокормить и одеть свою семью.

Немного стоят и прогоны. За тройку платят по-прежнему 3 деньги за 10 верст, но прибавили плату охотнику – за перегон в 30 верст платят уже не 1,5 деньги, а 2,3 а выезд ямщик получает теперь 11 денег. Но ценность денег теперь снизилась чуть ли не вдвое.

Рубль конца 16-го и начала 17-го века равен уже 43 золотим рублям. Если раньше охотник на прогонный деньги мог купить около 130 килограммов ржи, то теперь всего лишь 37 килограммов.

В сохранившихся до нас подорожных МОЖНО прочесть, что «ехать такому то без прогонов», «давали бы подзолы без прогонов». Поэтому охотнику не особенно приходилось рассчитывать на прогоны.

Оставался третий источник дохода – ежегодная помощь населения. Но оказывать помощь обремененному различными сборами населению было тяжело. Кроме  того, эти затраты не освобождали население от натуральной повинности. Приезд какого-нибудь посольства, переброска тяжелой клади, оружия, денежной казны всегда требовали дополнительных подвод.

Поэтому население под всякими предлогами старалось уклониться от оказания охотникам ежегодной помощи. Охотники начинают «худать». Чтобы  вновь обзавестись инвентарем и купить лошадей, охотник приглашает себе в помощь товарища и уже вдвоем они гоняют ямскую гоньбу. Имеются случаи, когда на одной земле живут не двое, а трое и даже четверо охотников.

Однако такое «сотоварищество» спасало охотников от нужды ненадолго. Несмотря на свое привилегированное положение по сравнению с бесправными крестьянами, многие из них шли обратно в деревни «на старину», другие уходили на промыслы, третьи скитались «бездельно меж дворов», а некоторые к вовсе сбегали неизвестно куда. Ямы разваливались и их приходилось строить заново.

4. ЯМСКАЯ ГОНЬБА ПОСЛЕ ПОЛЬСКО-ШВЕДСКОЙ ИНТЕРВЕНЦИИ

До нас не дошло почти никаких сведений о ямской гоньбе за период с 1605 по 1612 гг. Возможно, что при Лжедимитрии 1-м и при Царе Василии Шуйском (1606-1610) на некоторых дорогах существовали ямы.

Известно, что когда осенью 1611 г. русский народ поднялся против польских интервентов, то между городами началась оживленная переписка. Но ни в одном из дошедших до нас документов не сказано, чтобы эти пись­ма, а потом распоряжения о действии ратного народного ополчения, выступавшего под начальством Минина и Пожарского на освобождение Москвы, доставлялись охотниками – везде говорится только о специальных гонцах.

Лихолотие, как назывался период польской интервенции московские летописцы, тяжело отразилось и на ямском строении. Ямская гоньба порвалась. Если и оставались еще на ямах охотники, то они не могли заниматься гоньбой, поскольку не работали соседние ямы.

После изгнания польских интервентов в начале царствования Михаила Федоровича Романова (1613-1645 гг) из разных концов государства были получены известия о ямском неустройстве.

Судя по сохранившимся с тех времен наказам стройщикам, ямы строились и возобновлялись «по старине». Однако в устройство ямское гоньбы вскоре обнаруживается нечто новое. В наказе о возобновлении псковского яма от 1624 г. говорится, чтобы ям устроить по-прежнему, как было в старику. Но в нем наряду с правом населения содержать ямщиков (с 20-х годов 17—го столетия в государственных актах ямские охотники начинают называться ямайками, причем этому наименованию уже не придается того значения, какое оно имело в 15-м веке, т.е. когда ямщик заведывал ямом) предлагался другой способ сбора подмоги: не самими ямщиками, а казной. Выбор между двумя этими способами уплаты подмоги предоставлялся населению.

На содержание ямщиков казна взимала особый сбор с населения, который включал все прежние расходы по ямской гоньбе, т.е. единовременную и ежегодную подмогу ямским охотникам. Из собранной суммы ямщикам выплачивалось жалование, а остальные, деньги посылались в Ямской приказ.

Позднее правительство распорядилось, чтобы все собранные деньги сначала посылались в Ямской приказ, а уже оттуда выдавалось жалование ямщикам, но в конце концов был оставлен прежний порядок взимания сбора. Были представлены разительные факты волокиты, о чем свидетельствует резолюция на челобитной: «И по нашему, великого государя, указу козьмодемьянским ямщикам Самошке Дегтяреву с товарищами наше великого государя денежное жалование на прошлый год по окладам их велено дать и впредь во вся год давать без московские волокиты».

Выдача жалованья ямщикам сразу превратила ямского охотника из наемного обществом лица в государева служащего. Переходя в слободу, охотник уже целиком зависил от нея, а с населением он мог не вступать ни в какие отношения. Он становился членом особого сословия – «государева ямщиком».

И  вот, несмотря не то, что службе была еще очень тяжела, ямские слободы начинают расти.

Раньше, если охотник умирал или сбегал, то на его место нового охотника обязано было выбирать население. Иначе стало при новых порядках. Умер ямщик – слобода заботится, чтобы найти на его место нового, бежал – уже не правительство, а слобода поднимает вопрос о его розыске. И правительство всячески помогает в этом слободе.

Беглых ямщиков разыскивали всевозможными путями и возвращали в те слободы, откуда они бежали. Ямское дело считалось столь нужным, что беглых ямщиков возвращали даже из стрельцов.

Слобода начинает предъявлять свои права не только на  ямщика, но и на его семью. Если после умершего ямщике оставался малолетний сын, то слобода старалась, чтобы гоньбу вел ближайший его родственник, пока мальчик не подрастет. Женится кто-либо на вдове ямщика, жители слободы стараются поселить в слободе ее нового мужа.

Постепенно население освобождалось от обязанности выбирать ямщиков, правительство само их приглашало.

Расширявшиеся пределы государства требовали устройства ямских путей в тех местах, где было по десятку человек на сотни километров. В такие места ямщики переводились из других слобод. Так организовались, например, слободы на окраинах новых городов и в Сибири. Затем постепенно эта практика распространилась и на многонаселенные области. К этому времени сборы возросли во много раз. Вызвано это было рядом причин и в основной – развитием ямской гоньбы.

Основной ямской сбор назывался «большими ямскими деньгами» или точнее, – «государевы ямские деньги московским и разных городов охотникам на жалованье и прогоны». Параллельный же десятирублевым сбор назывался «малой ямщиной» – «ямские деньги ямским охотникам на подмогу и прогоны».

Правительство очень неохотно освобождало от уплаты ямских сборов. Обычно на льготных грамотах делалась специальная приписка «помимо ямских денег». Единственной льготой, которая давалась при уплате ямских денег, – это право платить их непосредственно в Москву, в Ямской приказ, а не местным сборщикам. Этой льготы усиленно добивалось население – уж очень туго приходилось ему от сборщиков на местах. Собирая ямские деньги, сборщики иногда доводили крестьян до полного разорения. Известны случаи, когда от притеснений при сборе ямских денег разбегались жители целых деревень. Обычно на  жалобы населения правительство отделывалось отпиской, что ямские деньги надо платить только согласно окладу и не следует обещать что-либо сборщикам.

Из Москвы посылались сборщикам напоминания, чтобы они заставляли население платить все сборы в срок, ни на один час позднее. В случае же неплатежа приказывалось: «бить батоги и сажать в тюрьму, а из тюрьмы вынося, бить на правеже нещадно, покамест они государевы ямские деньги не заплатят».

Трудно узнать, сколько собиралось ямских денег. Известно, что в 1680 г. по Ямскому приказу денег значится 28.815 руб., а ямщикам следовало выдать свыше 35.000 руб. Правительству, видимо, приходилось с введением нового порядка оплаты ямской гоньбы заимствовать средства из других источников.

Введя большой ямской сбор, правительство не освободило население от подводной повинности. Если не хватало лошадей на яму (обыкновенно при перевозке военных грузов), население обязано было давать подводы. Только теперь при сборе подвод предварительно указывалось, со скольких дворов брать подводы и их количество.

НОВЫЕ ПОРЯДКИ В ЯМСКОЙ СЛОБОДЕ

После установления новых порядков ямские слободы стали шириться и богатеть. Гоняя гоньбу, ямщики одновременно занимались различными промыслами и торговлей: пекли пироги и торговали ими, били скотину не продажу, шорничали, чинили телеги и сани. Реже ямщики занимались сельским хозяйством. Обычно они сдавали свою землю за деньги и за  хлеб или обрабатывала ее наемным трудом.

Слободы были самых различных размерив в зависимости от важности тракта и значения населенного пункта, при котором они находились. В юго-восточных областях слободы имели по 10-20 земельных наделов, а в центральных уездах от 60 до 100 наделов, -например, 10 наделов было в Козьмодемьянской слободе. Внешний вид слободы не изменился. Посредине ее находился ямской двор, который состоял из нескольких изб. Самая большая изба отдавалась приезжающим, а в остальных жили «дворники» и дьячок – письмоводитель. Рядом с избами находились сенники, амбары и конюшни, и все это было обнесено забором или плетнем. Строения в слободе стали лучше, люди селились здесь уже надолго, а не так, как прежде, когда охотник больше заботился о своем старом дворе, чем о слободском.

Жалование ямщикам не было строго определено и колебалось в зависимости от места нахождения ямов. Стремясь возможно скорее наладить ямскую гоньбу, правительство в отдельных случаях платило ямщику жалование до 40 руб. в год.

Но эту сумму государству трудно было выплачивать, и больше о таком жаловании не упоминается. В первой половине 17 века оклад устанавливается от 10 до 15 руб. и затем повышается до 20-25 руб.в год. Псковские и новгородские ямщики, которые получали 25 и 30 руб. в год, должны были иметь не три, а четыре лошади.

Ямщики по-прежнему получали прогоны «Величина прогона, несмотря но очень большое падение цени денег, осталась прежней: 3 деньги за 10 верст и то не всегда. От Нижнего до Владимира за 220 верст ямщик получал прогонных денег 7 алтын, и те же 7 алтын ему давали за 110 верст от Нижнего до Арзамаса.

Кроме гоньбы, ямщики занимались частным извозом. Однако проезжий не по «государевой надобности» без подорожной не имел права требовать лошадей, а должен был договариваться с ямщиком.

Приказная система требовала пересылки громадного количества бумаг. Из Москвы посылались в провинцию указы, приказы, напоминания, а оттуда поступали отписки и челобитные. Часто ездили лица со специальными поручениями, этих лиц сопровождали стрельцы, приказные и другие. Нужны были подводы и для переезда должностных лиц, посылаемых в области. Наконец, много подвод использовалось для посольских поездов, которые в связи с развитием международных отношении начали, часто посещать Москву. Ямская гоньба тяжелым бременем ложилась на государственный бюджет.

Решено было любыми средствами сократить ямские расходы. Экономили, где только можно: назначали прогоны не всем ямщикам, часть пути заставляли оплачивать посланных лиц, – и пользовались любой возможностью, чтобы не платить прогоны совсем. В подорожных писали: «самое скорое дело» «государево спешное дело», «государево тайное дело», и подводы в этих случаях посылались без прогонов. Приказные чиновники всякую бумагу старались приурочить к одной из этих категорий.

В специальном постановлении 1627 г. указано количество подвод для каждого проезжего. Раньше боярин или важный духовный сановник, пользуясь своей властью, мог забирать с яма чуть ли не всех лошадей, теперь количество подвод давалось в зависимости от сана, родовитости, от служебного положения посланного и было строго регламентировано. В этот указ, целью которого было упорядочить ямское дело, вносились небольшие изменения в разные годы, но в основном им руководствовались до конца 17 -го века.

Несмотря на ряд принятых мер, размах гоньбы все же был большой. Так, в приписке к указу говорится, что касиловскому царевичу Василию Арслановичу давать по 30 подвод.

Необходимо было сократить количество гоняемых подвод. По указу 1649 г. было предписано не гонять гонцов из-за маловажных дел, а для посылки бумаг ждать гонцов из других городов и соединять вместе посылаемые бумаги. Из Москвы было предписано   посылать бумаги только после предварительной договоренности слобод, чтобы в один и тот же пункт не направлять двух или даже несколько гонцов. Этим же указом запрещалось давать подводы тем посадским, целовальникам и неслужилым людям, которые ехали в Москву по своим делам, а заодно привозили различные правительственные бумаги.

В 17-м веке жизнь в ямской слободе строилась не по грамотам, а по указам. Грамота посылалась только определенному яму, а указ давался всем ямам для неуклонного исполнения. Различия между этими видами управления не было, так как содержание грамот было почти одинаково, а указы повторяли положения грамот.

Указ появлялся обычным путем – «государь велел и бояре приговорили…».  Затем из боярской думы указ посылался в Ямской приказ, где его записывали в Указную книгу, которой затем руководствовались при управлении ямской гоньбой. Однако старые грамоты еще долго имели силу. Ссылаясь на них, ямщики отстаивали свои льготы, и правительство, несмотря на указы, иногда противоречившие грамотам, шло на уступки. Был такой случай. Верхотурских охотников заставляли ездить в любую погоду. Они запротестовали, ссылаясь на уставную грамоту, по которой им дано право не давать подвод в осеннюю и весеннюю распутицу. В Москве было предписано смекать эту грамоту и справиться, верно ли утверждение ямщиков, а пока на требовать с них подвод в распутицу, только «скорых» гонцов везти без «задержания».

Во главе слободы по прежнему стояли приказчик и староста.

Однако значение приказчика все уменьшалось, и в 1679 г.его должность была уничтожена совсем. Слободой, как и всей областью, стал ведать местный воевода.

Вмешательство воеводы в дела ямщицкие началось намного раньше. Прежде охотник, получая подмогу от населения, почти совсем не зависел от наместника и сменившего его воеводы, а теперь получая жалование от казны, он был от него зависим. Кончалась самостоятельность ямщицких слобод, и они постепенно начали превращаться в обычные тягловые слободы, т.е. слободы, платившие подати.

До нас дошло много сведений о самоуправствах воевод в ямских слободах. Псковские воеводы, например, брали силой подводы у ямщиков и не платили за них никаких прогонов. Касимовский воевода Алексий Кондырев не удовлетворился тем, что чинил охотникам «многие налоги и обиды, бил и увечил, требуя подводы» а однажды пошел на слободу с вооруженном отрядом и разорил ее.

Воронежский воевода, если ямщики были в разъезде, «правил подводы на ямских женах», т.е. заставлял жен заменять мужей. Взятые подводы воевода задерживал очень долго.

Несмотря на множество злоупотреблений, некоторые слободы богатели и правительство начало их облагать налогами. Ямские слободы, раньше не платившие налогов, заволновались. В Москву были посланы челобитные с указанием на старые ямщицкие льготы. Правительство частично пошло на уступки. По указам 1663, 1670 и 1659 гг.с московских слобод, «которые торгуют всякими торгами», приказано было брать по 50 рублей с земельного надела, с нижегородских и ярославских слобод – по 10 руб. с надела, с касимовских слобод – по 5 руб.с надела и т.д. Постепенно без специальных указов стали отбираться у ямских слобод их особые права.

Однако всякие случайности, злоупотребления воевод, бегство отдельных охотников – все это не очень влияло на экономически окрепшую ямскую слободу. В 16-ом веке слобода в  10 земельных наделов переставала существовать, если выбывало несколько охотников или падали лошади. Во второй половине 17-го века, когда такая же слобода сгорела целиком, все ямщики остались на месте и лишь просили пособия, чтобы вновь выстроить дворы.

В конце 17-го века многие слободы становятся наиболее богатыми селами в округе. Ямщики, пользуясь налоговыми льготами, занялись торговлей. Ямскую гоньбу они перекладывали на бедных ямщиков и наемных людей. Например, ярославские ямщики были известны как крупные торговцы хлебом и мукой, ямщики нижегородские возбуждали зависть горожан своим хозяйством и торгами. Очевидно, как ни тяжела была ямская служба, она все-таки оказывалась легче обычных податей.

По своему общественному положению ямщики составляли особое сословие. По Соборному уложению 1649 г. царя Алексея Михайловича они были выше обыкновенных крестьян: так, за бесчестье крестьянина полагалось взыскать рубль, а за бесчестие ямского охотника – 5 руб.

Летом ямщик выезжал на небольшой телеге, запряженной в одну лошадь, зимой – на санях, запряженных в одну или в несколько лошадей (гусем).  Ямщик садился обыкновенно в ногах у пассажира, а проводники – верхом на лошадей. Подъезжая к яму, ямщик оглушительно свистел, возвещая с своем прибытии и требуя подводу на смену. Наряд ямщика состоял из зипуна лазоревого или синего цвета, кушаки и шапки с красным или вишневом верхом. В зимнее время поверх зипуна надевался теплый кафтан. Выездная одежд ямщика в одном судебном деле 1628 г, расценена так: «зипун лазоревым – 2 руб.50 коп., шапка вишневая с пухом – 1 руб.50 коп., кушак бумажный с ножами – 50 коп. , кафтан шубный полусуконный подлазоревый – 2 р. без гривны».

Экипаж и упряжь ямщика не отличалась красотой и удобством, но зато были прочными. Одолеть дорогу тех времен могла только крепко «сшитая» деревянная телега, а  если она и сломается – слезет ямщик, достанет топор и тут же в лесу вырубит новые ось и чеку.

Несмотря на тяжелые дороги, ямщики должны были ездить быстро. Лошади недолго выдерживали такую гоньбу. «Сходит дважды или трижды а впред и ни будет», – жаловались ямщики. Ямщикам иногда удавалось получить по 5 руб. за павшую лошадь.

Каждая слобода имела клеймо, которым метились лошади слободы. Называлось оно «государево казенное пятно». Так, на Бронницком яму клеймо изображало волка, на Заячевском яму – зайца, на Крестецком – летучего змея, а на Яжбелицкой – даже слона.

МИРСКИЕ ОТПУСКИ

Мы говорили до сих пор только о «стройной гоньбе», т.е. о гоньбе от яма до яма, которые были устроены (отсюда «стройная») правительством. Но в ряде местностей, начиная со второй половины 16-го в., встречается другая форма ямской гоньбы. Население само без помощи правительстве организует некоторое подобие «стройной гоньбы». Эта форма подводной натуральной повинности, отбываемая населением для правительственных надобностей, называлась мирскими отпусками.

Трудно выяснить, почему московское правительство по одним дорогам устраивало ямы, а на других дорогах самому населению доверяло правительственной почты, клади и служилых людей. Летом на подводу без седока можно было класть не более 4- пудов. Если седок садился на подводу, то он мог взять только епанчу (широкий безрукавный плащ) да еды, «чем сыту бытии». Но этот указ не выполнялся. Судя по желобам ямщиков, служилые люди нагружали телегу или сани вдвое и втрое против установленной нормы и не позволяли взвешивать кладь. Дело доходило до воеводы, но он редко становился на сторону ямщиков.

По дорогам, ведущим к границам, по которым часто перевозились важные документы и где было больше знатных проезжих, само правительство строило ямы и зорко следило, чтобы гоньба не прерывалась. По дорогам, где меньше шло бумаг, а перевозились правительственные грузы, организовывались мирские отпуски. Так было в Перми, Сольвычегодске, Соликамске, т.е. на главных путях транспортирования клади с севера. Были и другие причины. Мы уже упоминали, как часто, особенно в 16-м веке, «рвалась» гоньба, ямщики разбигались и ям пустел. Иногда, несмотря на все усилия, восстановить ям так и не удавалось. Тогда правительство вводило здесь мирские отпуски, как это было в Можайске, Владимире, Арзамасе и др.

Со второй половины 16-го века на дорогах, где не было ямов, по иному организуется перевозка грузов. С местных жителей собирается особый сбор – с каждого земельного надела. Собранные деньги считаются мирскими ямскими средствами, на которые волостные старосты нанимают подводы, сколько потребуется. Скоро деньги начали собирать сообща не только по волостям, но и по целым уездам. На нанятых подводах возили только в пределах своей земли, а если заезжали в чужой уезд, то только для того, чтобы доставить путника или кладь до ближайшего жилья. Но скоро выяснилось, что так возить неудобно. Приходилось менять подводы в пограничной деревушке, где не было лошадей и куда нужно было их посылать за оставленной там кладью или за проезжим за несколько десятков верст. Поэтому население соседних уездов решило не оставлять кладь на границе уезда, а везти ее дальше по чужой земле до какого-нибудь крупного центра, а часто даже и до места назначения. В конце года в заранее намеченные сроки подсчитывали, сколько, когда и какое количество верст проехали подводы по чужой земле, и производили соответствующие расчеты. Велись особые книги, в которых записывалось количество подвод и денежные расходы по их найму.

Если между уездами возникал спор, вмешивались местные правительственные органы или воеводы, которое и разбирали спорнорное дело. Недовольная сторона могла жаловаться в Москву.

Для сбора мирских ямских денег отпускал лошадей земский староста. Он собирал их определенное количество с каждого земельного надела, и все они съезжались в посад. При отпусках состоял и целовальник, который давал на ямские расходы нужные средства из сошенных денег. Очень часто при такой организации гоньбы происходили недоразумения. Подводы, особенно из отдаленных мест, как правило, запаздывали, а лошадей для проезжающих или под государеву кладь требовалось достать немедленно. Тогда староста брал у целовальника сошные деньги и нанимал подвозу. Случалось, что и у целовальника не было наличных денег. Приходилось искать денег взаймы с уплатой больших процентов.

У земского старосты и целовальника было много и других дел, поэтому наблюдение за мирскими отпусками поручали ямскому старосте, при нем для подсчетов находился ямской дьячок.

Ямской староста собирал с сошных людей деньги. Собранные деньги записывались в книгу. Особые книги велись по разгону лошадей. Каждый год ямской староста и дьячок отчитывались перед «лучшими людьми» в присутствии воеводы, у которого хранились мирские ямские деньги.

С воеводами местное население редко уживалось. Постепенно оно отстраняет воевод от мирских отпусков, которое передает в введение головам.

Голова приехав на место назначения, брал оставшиеся после расходов деньги, принимал инвентарь и объявлял о новых выборах ямских старост. Затем голова вместе с вновь выбранными ямскими старостами и целовальниками собирал деньги с посадских людей и с уездных крестьян. После окончания года голове отсчитывался перед Ямским приказом в расходовании отпускных денег. Копии с отчетными записями и оставшиеся деньги он оставлял в таможенной избе для передачи новому голове. Таким образом, голова лишь руководил сбором ямских денег и участвовал в их распределении, всем остальным делом ведал ямской староста. Он заведовал мирскими отпусками, нанимал подводы, отпускал их по подорожным, покупал суда и инвентарь.

За тем, как староста расходует ямские сборы, строго следили голова и представители ямской слободы. Старосте предписывалось при покупке инвентаря или при найме людей звать целовальников, чтобы покупка мирским людям была известна. При покупке он должен был брать соответствующие «отписи». Староста вписывал в книги имя нанятого человека, его отчество, прозвище, волость и деревню, где тот жил.

Некоторые уезды были настолько велики, что требовалось устройство промежуточных ямов, где выбирались свои ямские старосты, подчиненные уездному ямскому старосте. Так, в Сольвычегодском уезде было три промежуточных яма – Лальский, Ильинский и Спасский.

Подрядчики, которые стояли во главе промежуточных ямов, держали гоньбу по определенным дорогам и за это получали деньги от ямского старосты. Иногда подрядчики были выборными лицами. В глазах ямщиков и населения подрядчик был ямским старостой. Так и он называл себя. Действительно, подрядчик исполнял все функции ямского старосты, иногда даже собирал сошных лошадей.

В глухих уездах, где гоньбы было мало, по-прежнему подводы выставляли по мере надобности. Гоньбой здесь заведовали земские старосты, а в монастырских землях – монастырские приказчики.

Однако различие в организации мирских отпусков только кажущееся. По существу мы видим одну и туже форму, но в разных фазах своего развития:  историческая преемственность этих форм несомненна. В местах, где гоньба была сравнительно невелика, населению не было оснований отходить хоть от тяжелого, но привычного способа – доставки лошадей по мере надобности. С увеличением гоньбы трудно и невыгодно было оставаться при прежних порядках, и вот вместо натуральное повинности с населения собирают сборы на ямскую гоньбу и выделяют специальное лицо для заведывания ею.

Мирские отпуски обходились в иных местностях очень дорого, в других – гораздо дешевле. Годовом расход по мирским отпускам составлялся из расходов по покупке и оснастке судов, по покупке сбруи, экипажей, седел, наемной платы кормщикам, гребцам, ямщикам, проводникам, жалование таможенному голове, ямскому старосте, дьячку, «дворнику» и т.д. Эта смета раскладывалась по сохам, тут же по особым спискам назначались очереди, кому выставлять сошных лошадей для дальних поездок и в случае экстренных надобностей. Например, в Сольвычегодске в 1642 г. собиралось с сохи мирских ямских сборов по 120 руб. – всего было собрано 1693 руб. 15 алтын, 3.5 деньги и из них израсрасходовано 1505 руб.11 алтын, 4 деньги, в этом же году населением отпущено 587 лошадей.

Между уездами часто возникали споры и недоразумения из-за счетов или из-за того, например, что в яму соседнего уезда не переменяли лошадей. Иногда имели место прямые злоупотребления: брали лошадей с яма и не возвращали их. Целовальники, приехавшие для расчета в другой уезд, уезжали из ямского дворе и забирали оттуда книги, чтобы не было возможности доказать задолженность по мирским отпускам. Таким образом, мирские отпуски были источником разного рода пререканий и нескончаемых судебных дел.

Правительство то и дело привлекало спорящие стороны для возникающих конфликтов. Однако уничтожить совсем мирские отпуски и заменить их стройной гоньбой у государстве не хватало средств.

Когда были ликвидированы мирские отпуски, сведений нет, но в документах конца 17-го века еще упоминается о спорах по расчетам между уездами.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПОЧТЫ

Ямская гоньба сыграла большую роль в развитии жизни страны. Благодаря ямским учреждениям была установлена тесная связь между вновь присоединенными областями северо-восточной Руси. Ямские станции предоставляли дешевые средства сообщения и способствовали быстрой передачи сведений из всех областей государства. Однако громоздкое ямское учреждение перестало удовлетворять даже правительство, не говоря уже о частных лицах, которые не пользовались ямской гоньбой для пересылки сообщений. Кроме того, выросший торговый капитал и зарождавшаяся промышленность России также не могли существовать без постоянной связи.

И вот во второй половине 17-го века параллельно с ямской гоньбой возникает новый вид связи.

В 1659 г. был издан правительственный указало которому было приказано поставить между Москвой и Путивлем трубников. Трубники должны были «от Москвы до Путивля с государевыми грамотами и из Путивля к государю в Москву с отписками ездить от стану до стану наскоро». Но это учреждение действовало крайне неаккуратно. Пришлось послать подьячего, чтобы он наладил дело. Дали ему для улучшения доставки корреспонденции 12 конюхов и 48 лошадей. В 1668 г. на дороге между Москвой и Севском были установлены станы. На каждом стане поселили по два пристава, каждому из них дали по 4 лошади.

Ямщикам стали все реже поручать доставку посылок и писем особой важности. Их стали возить доверенные люди, которым Ямской приказ выдавал особые подорожные. Для экстренных распоряжений выделялись особые «нарочные поставщики» и «скорые гонцы».

Развивающиеся торговые связи между Московским государством и Западной Европой также требовали установления регулярных сношений. Нужна была почтовая связь и правительствам западных стран, чтобы своевременно знать, что делается в Московии.

В это время московское правительство получило проект организации почты от Юрия Крижанича. Это один из интереснейших ученых и писателей, работавших в России во второй половине 17-го века. Для нас представляет интерес первая часть его трактата «Разговоры о владетельству», т.е. беседы о государственном управлении. В этом трактате он дает совет, как устроить почту, и подробно говорит об «уставных гонцах».

Московское правительство понимало всю важность и необходимость организации сношений с заграницей. Например, в Кардисском мирном договоре между Россией и Швецией (1661 г.) имеется специальный пункт об организации сношений между двумя этими странами. В статье 17-ый гласит: «Гонцы, которых с обеих сторон бояре, и вооводы, и генералы, и губернаторы с листами друг к другу посылати будут, должны свободно и безопасно и без задержания везде приезжать и отъезжать и листов у них нигде не отнимать и не читать, а, где случится им ехать мимо войск, и им в проезде помогать».

Русским торговцам очень не нравились приемы иностранных купцов, удачно пользовавшихся «вестями играмотками» во время торговли. Купцы в своей челобитной 1646 г.  рассказывают, как, понадеявшись на высокую цену шелка-сырца в прошлых годах, они скупили весь запас шелка в надежде выгодно перепродать его немцам. Но на европейском рынке тем временем цены на шелк упали, и немцы, узнав об этом по «скорым вестям и грамоткам» и не только не купили ни одного тюка, но еще и насмеялись над купцами.

Годом возникновения международной почты в России можно считать 1665 когда московское правительство заключило договор с голландцем Ван-Сведеном на организацию почтовой связи с заграницей. Из текста договора известно, что на расходы ему дается «500 рублей, да соболей на 500 руб. в год».

В дальнейших приказных выписях говорится, что Ван-Сведен организовал почтовую связь «своими людьми и на своих лошадях» даже не за 1000 руб., а за 1200 руб. в год. Сумма эта были по тому времени громадной, примерно 20.400 золотых рублей начала 20-го века.

Устройство почтовых сношений на тысячеверстном пути представляло большие трудности, и московское правительство не поскупилось, ибо понимало всю важность организации государственной почты. Корреспонденция по почте Ван-Сведена пересылалась только между Москвой и Свейским рубежом, т.е. Ригой. При этом перевозилась не только казенная корреспонденция, но и частные письма. Но почта Ван-Сведена была плохо организована и заграничные корреспонденты предпочитали посылать в Москву письма с особыми гонцами.

Истинным устроителем русской почты справедливо считают Афанасия Лаврентьевича Ордын-Нащекина. Это был один из интереснейших деятелей эпохи царя Алексея Михайловича. Сын мелкопоместного дворянина Псковского уезда, он получил хорошее образование, был очень начитан, знал математику, латинский и немецкий языки, а за время своей службы изучил и польский язык.

Молодой Нащекин стал быстро выдвигаться из толпы приказных еще при Михаиле Романове и его не раз назначали в посольские комиссии. В начале царствования Алексея Михайловича Ордын-Нащекин был уже видным человеком. В 1658 г. он очень удачно заключил Валиесарское перемирии со Швецией, а позднее оказал своей родине очень важную услугу, когда после восьмимесячных дипломатических переговоров заключил в январе 1667 г. Андрусовское перемирие с поляками, поразившее не только русских, но и заграничных дипломатов. По этому перемирию Россия получила обратно не только Смоленскую и Северскую земли, но и Киев с округом. По возвращении Ордын-Нащекин был назначен главным управителем Посольского приказа с небывалым до той поры громким титулом «Царской большой печати и государственных великих посольских дел оберегатель», т.е. он стал государственным канцлером.

Находясь на службе, Ордын-Нащекин стирался еще больше укрепить торговые сношения с  Персией, Хивой, и Букарой, снаряжал посольство в Индию. Но он не ограничивался только вопросами  внешней политики, его острый ум чувствуется во многих начинаниях московского правительства. Во внутренней политике Ордын-Нащекин делал ставку на торгово-промышленное сословие. Дело в промысле, — писал он, – а не в том, что людей много; и много людей, да промышленника нет, так ничего не выйдет.

Этот сторонник развития торговли и промышленности уделял большое внимание организации почты. В одном из своих писем к царю Алексею Михайловичу Ордын-Нащекин писал о почте: «Это великое государственное соединительное дело впредь к умножению всякого добра царству московскому будет».

В трактат  об Андрусовском перемирии Ордын Нащекин внес пункт об организации постоянной международной почты.

Необходимость ее организации объяснялась частыми сношениями московского правительства с польским.

Почта, по мысли Ордын-Нащекина, должна проходить через местечко Кадин, лежащее на рубеже Мстиславского воеводства; посылалась почта один раз в  неделю. Можно было посылать не только правительственную корреспонденцию, но и торговую. «Начальник над почтою»  в Кадине немедленно передавал ее в местечко Мигновичи, находящееся уже в русских владениях в Смоленском воеводстве. Мигновичский «начальник над почтой» отсылал ее через Смоленск в Москву. Так же корреспонденция пересылалась и обратно.

В заключение пункта договора упоминалось, что за пересылку деловых писем торговые люди должны платить, как это делается в других странах. Письма, посылаемые по почте, почтари должны были записывать. Таким образом в договоре говориться о необходимости почты не только для государства, но и для торговых людей.

Правда, торговые люди, особенно иностранцы, уже пользовались почтой Ван-Сведена; известно, что они платили за пересылку письма по 2 алтына с золотника. Правительство знало о посылке частных писем, но протестов не заявляло, хотя по договору 1665 г. оно было вправе запретить пересылку частной корреспонденции.

Ордын-Нащекин не сразу наладил почтовую связь между Москвой и Польшей. Видимо, он не очень доверял Ван-Сведену. Предполагают, что иностранные торговцы, войдя в соглашение с Вэн-Сведеном, посылали в пакетах драгоценности: жемчуг, золотые вещи, драгоценные камни – и таким образом обкрадывали государственную казну. По этой или по какой-нибудь другой причине, но Ван-Сведен новой почтовой линии не получил, и она, по предложению Ордын-Нащекина была отдана в 1668 г. Леонтию Марселиусу.

Встревоженный слухами о неожиданном конкуренте, Ван-Сведен немедленно подал царю челобитную. В ней он напомнил, что три года держал почту «по чести». Ван-Сведен заявил также, что он согласен получать на 200 руб. меньше, чем раньше. При этом Ван-Сведен не настаивал, чтобы ему было предоставлено право пользоваться ямскими лошадьми. Но если, говорил он, царь разрешит ему использовать для его почты ямские учреждения, тогда он согласен взять жалованья всего 400 руб.в год. За эти деньги он будет держать почту и на Ригу и на Вильну и отправлять ее не раз в две недели, а каждую неделю.

Марселиус, в свою очередь, сообщил, что отказывается от всякого жалованья, полагаясь на государеву милость. При этом он прибавил, что дело его по указу государеву уже начато и даже почта готова для отправке. И в заключение сказал, что у него «золотым червонным и ефимкам и жемчугу, и дорогому камню тайного провозу не будет». Ван-Сведену пришлось уступить. Но на другой день Ван-Сведен заявил в Тайном приказе, что он просит не закрывать его почты на Ригу. Он соглашался держать ее на свои средства, лишь бы ему позволено было принимать и доставлять письма торговых иноземцев. Мотивировал он свою просьбу тем, что у него много служащих, нанятых на срок, и что он им уже роздал задатки. Договор с ним, снисходя к его прежней службе, не расторгли, но по предложению Ордын-Нащекина указано было торговым людям посылать письма и посылки только с почтою Марселиуса.

Ван-Сведен в 1668 г. умер, и договор перенесли на его жену Марию и племянника. Лишившись выгодных клиентов – торговых людей, – ван-сведенская почта постепенно захирела. Однако имя Ван-Сведена, его сыновей или племянников еще встречается в книгах почтовых операций начала 18-го века.

У Петра Марселиуса было два сына: старший Петр, наследник всех промышленных и торговых начинаний, и младший Леонтий – дипломат. Кандидатура Леонтия Марселиуса в русские почтмейстеры была без возражений принята московским правительством. 25 мая 1668 г.был издан указ, согласно которому почту, находящуюся в ведении Ван-Сведина, следовало передать Леонтию Марселиусу и устроить почтовый тракт из Москвы до Вильно. Организация почты была поручена Посольскому приказу. Для исполнения этого указа Леонтию Марселиусу было предписано ехать в Курляндию, куда ему была заготовлена грамота с просьбой к курляндскому правительству оказывать Марселиусу помощь в его начинаниях, а оттуда в Вильну.

Перед отъездом Марселиус составил проект условий организации почты. Прежде всего он просил дать ему денег на дорогу и, кроме того, жалование за полгода, которое он хотел раздать полезным для связи людям в Риге, Вильне, Данциге, Гамбурге и других городах. Но о том, сколько ему нужно денег, Марселиус промолчал, указав, что «сколько давали прежде за такое дело жалованья, о том известно в Приказе тайных дел».

Затем он просил дать ему письмо из Ямского приказа о выборе на всех ямах ямщиков, которые будут возить чемоданы и почтовые сумки с печатями. Эти выборные должны приводиться к присяге, что будут возить почтовые сумы «с бережением и спешно, и днем и ночью, не распечатывая, и несмотря ни на что». Этим ямщикам Марселиус обещал платить сам.

Почтари должны были быть одеты в зеленые суконные кафтаны с нашитым орлом и рожком. Образец такой нашивки придумал Ордын-Нащекин.

В заключение Марселиус просил послать грамоты воеводам, чтобы те оберегали почтарей и нигде не задерживали. По новому указу Леонтию Марселиусу было выдано 40 соболей на 100 руб. Затем Марселиус был послан в Ригу. Договорившись с рижским почтмейстером, 7 августа 1668 г. Марселиус вернулся в Москву, где условился с Ордын-Нащекиным, что будет принимать для пересылки письма из Посольского приказа, из Новгорода и Пскова и возить не только государственную корреспонденцию, но также письма и посылки частных лиц. После приезда Марселлуса из Риги Ордын-Нащекин составил наказ-инструкцию для вновь организуемой почты. По этому наказу Леонтий Марселиус должен был заключить почтовый договор с рижским почтмейстером об установлении пересылки корреспонденции от Риги до Псковского рубежа и обратно. Из Риги почтовую корреспонденцию нужно было отправлять во все государства, куда она адресована. Посольский приказ мог посылать по почте всякие грамоты и письма и получать заграничную корреспонденцию. При этом Марселиус обязательно должен был доставлять газеты, выпускавшиеся за границей, для составления «Курантов» (первой русской рукописной газеты).

Из переводов газетных статей, «вестовых писем» воевод и дипломатических агентов, из сообщений специальных, работавших в Посольском приказе, с 1621 г. и начала составляться первая русская газета «Куранты».

Русское правительство было очень озабочено скорейшим установлением дипломатических сношений с иностранными государствами и поэтому крайне нуждалось в получении сведений об их правительствах и порядках. Случалось, что в Москве не знали имен правящих королей и обращались к таким владетелям, которых давно не было в живых. Сведения о жизни за границей правительство получало через своих дипломатических представителей и специальных агентов. В начале 17-го в. за границей появились газеты (считается, что первой была газета, выходившая в Страсбурге с 1609 года). Московское правительство всячески старалось их приобрести. Оно выписывало все наиболее интересные периодические издания.

Начиная, с 30 годов 17-го в. правительство получало ежегодно 27 газет на немецком языке, семь – на голландском, пять – на французском, две газеты – на польском и по одной газете на итальянском и шведском языках.

Согласно наказу торговые люди имели право посылать и получать по почте деловые письма. Отправлять же письма и посылки с наемными лицами или с оказией торговым людям не разрешалось.

На каждом яму выбиралось три ямщика, а не один, как просил Марселиyc. Кроме того, на границе находился гонец с подводою для приема и отпуска почты.

С наказом-инструкцией Марселиус должен был ознакомить воевод и приказных в Москве, Новгороде и Пскове.

С организацией почты так торопились, что уже 20 августа наказ был предъявлен псковскому воеводе. Ему первому наказ был объявлен потому, что Псков как наиболее близкий к шведской границе должен был стать центральным пунктом для обмена корреспонденции,

«Почтовое строение» велось с несвойственной для того времени быстротой. Псковский воевода немедленно отдал приказание на Псковский ям о выборе почтарей, а 21 августа уже имел поручные записи. 26 августа поручные записи были получены с Загорского и других ямов. В этих записях ямщики ручались, что будут гонять «наскоро» и ни писем, ни каких либо других поручении от посторонних не возьмут. Если гонщик посылал вместо себя другого человека, то последний должен был быть также ямщиком, приведенным к присяге. В случае невыполнения всего этого приказные люди  вольны были взыскать с ямщика убытки.

Спешно по ямам рассылалась почтовая форма «зипуны с признаки». В Москву то и дело приходили известия о выборе почтовых гонщиков, о получении зипунов с орлами, о приводе выбранных к присяге и т.п. Но, видимо, форму для всех почтовых гонщиков не успели сшить, и, чтобы не задерживать открытия почты по Нижегородской дороге, было разослано приказание о том, что «по указу великого государя посылается из великого Новгорода ямщик в темно-зеленом кафтане с признакою – с орлом, наскоро с вестовыми письмами, а велено те письма отвозить в целе с яму до яму на заводных подводах. И Броницкого яму старосте те письма, завязав у ямщика в том же кафтане, в котором приедет новгородский ямщик-отпустить тотчас на Заечезский ям…». С Заечевского яма в том же кафтане гонщик должен был ехать на Зимнегорский ям. В заключение говорилось, что скоро на все ямы будут посланы кафтаны.

На противоположных концах дорог находились агенты, которым в Москве дали длинное название: «тот, кто приемом и отпуском почты во Пскове (и-ли другом городе) ведает». Такими агентами были в Новгороде переводчик Яков Гитнер, в Пскове – переводчик Ефим Фентер, или, как его окрестили русские, Фентуров, в Мигновичах – поручик Елизарий Жуков, а позднее Фаддей Крыжевский. В Смоленске выдавал почту переводчик Синорацкий, а с 1672 г.- Иван Кулбацкий.

Первая почта на Ригу через Тверь и Новгород по официальному заявлению Леонтия Марселиусу отошла 17 сентября 1668 г.

Почта на Вильну была организована не так скоро, как рижская. Только 4  марта 1669 г. Марселиус поехал в Польшу для заключения договоров с заграничными контрагентами. Дали, как прежде, Марселиусу на 100 руб. соболей, по его ходатайству было еще выдано на подарок виленскому почтмейстеру Рейнгольду Бисингу две пары соболей стоимостью в 30 р. «да пять сороковых (т.е. 200 штук) пупков (ценная часть шкурки) собольих на 30 же рублей».

Снабдили Марселиуса проезжей грамотой на имя чинов Польско-Литовского государства. В этой грамоте говорится о необходимости посылать «государские  грамоты» и всякие письме с целью поддержания дружбы и совместных военных действие против неприятеля.

Марселиус благополучно уладил дело с польскими почтарями, и 11 марта  1669 г.первый раз отошли из Москвы почта не Вильну.

Ордын-Нащекин приказал разослать повестки всем иностранным купцам с извещением об организации почтовой связи со Швецией и Польшей. В этих повестках указаны сроки прихода и отхода почты. Почта в Вильну должна была прибывать в среду, а в Новгород – в четверг.

Об открытии почты сообщали и русским торговым людям. Во всех слободах и посадах было объявлено что «для зарубежных дел» открыта почта, чтобы все знали условия пересылки писем.

Рижская почта работала по наказу, составленному Марселиусом для псковского воеводы. По этому наказу письма, отправляемые из Пскова в Ригу или Курляндию, адресуются: «В Ригу, господину Радымакеру». Письма кладутся в мешок с надписью «Рига». Письма по государственным делам, адресованные в Ругодив, Колывань, Юрьев-Ливонский, кладутся в мешок с надписью «Валк», а отправляемые в Новгород – в мешок с надписью «Новгород». Ответы, посылаемые великому государю, кладутся в мешок с надписью «Москва». К этому мешку должна быть приложена опись, какому приказу должна быть отдана та или другая грамота. Письма частных лиц посылаются из Москвы в тех же мешках.

В наказе также говорилось о том, что если к моменту отсылки почты не будет никаких писем и грамот, то почтарь все равно должен ехать с пустыми мешками в точно назначенный день. Это очень важный факт в истории русской почты: ее движение уже не становится в зависимости от случая, а становится регулярным.

Письма из Риги прибывали на границу по средам. В Печерском монастыре находился специальный гонец, который каждую среду приезжал на рубеж, где обменивал письма с гонцом из Риги. Полученная от монастырского гонца зарубежная почта осматривалась в Пскове в съезжей избе (присутственное место). Из поступившей почты отбирались письма, адресованные в Псков, а остальную почту, тщательно упакованную и запечатанную, отправляли в Новгород, а оттуда в Москву.

В Пскове был объявлен день прибытия писем из Москвы и сдачи местных писем. Из Пскова они посылались в Печеры, где их ждал гонец. Письма доставлялись с таким расчетом, чтобы гонец успел на рубеж в среду для обмена корреспонденцией с рижским гонцом.

Иноземцам, жившим в Пскове, было объявлено, чтобы они ни в коем случае не посылали своих писем ни с гонцами, ни с проезжими людьми. Если кто будет пойман с таким письмом, то их отберут и отдадут почтарю, а с пославшего письмо возьмут штраф по рублю за золотник (около 4 гр.)  веса.

«Государева почта» посылалась бесплатно, а для частных лиц была установлена такса. За письма, пересылавшиеся за границу, из Москвы взимали по 2 алтына 4 деньги (8 коп.), из Новгорода – 8 денег (4 коп.), в Ригу из Пскова и из Пскова в Ригу – 2 алтына; из Пскова в Ругодив, Колывань, Юрьев-Ливонский и обратно – 2 алтына с золотника. Это была значительная плата, так как, например, 8 коп. второй половины 17 века равнялись 1 руб. 36 коп. золотом начала 20-го века. Не удивителен поэтому ропот торговых людей на высокую таксу почты Марселиусов.

При благоприятных условиях из Москвы до шведского рубежа и обратно почта шла в течение трех недель. Однако в весеннюю распутицу почта пересылалась значительно дольше. Мостов по дорогам тогда или совсем не было или их сносило полой водой. Ямщики, например, сообщали, что между Крестецким и Зимнегорским ямами один мост на реке сорвало совсем, а на другой реке мост хоть и цел, но он весь под водой. «Гонять стало трудно», – заявляли они и просили, чтобы не взыскивали с них за опоздание. Почтари из Торжка в весеннюю распутицу часто бросали лошадей и тащили в Вышний Волочек тяжелые почтовые сумки на себе. За опоздание ямщиков жестоко наказывали. Так, в 1671 г.всем ямщикам, доставившим почту с опозданием, велено было прибыть в Новгород, где их били батогами. Платились ямщики не только за опоздание, но и за другие промахи. Пришел раз в Москву на почтовый двор пешком почтарь Алешка Коток. Из сумок, которые он принес, одна оказалась распечатанной. Допросили ямщика и Коток рассказал, как он попал в беду. К ним на Хотеловский ям почту Ивашка Анкудинов. Коток не осмотрел внимательно сумок и повез их дальше. Однако ни в Вышнем Волочке, ни в Торжке, ни в Твери почтовых сумок не приняли, а в Клину даже лошадей не дали, так что пришлось почтарю самому тащить из Клина в Москву тяжелые сумки.

Из Посольского приказа немедленно было послано распоряжение допросить Ивашку Анкудинова – не вынимал ли он из той сумки писем, а главное не подучал ли кто его. Если «учинил он то случаем без хитрости» ограничиться тем, что бить его батогами нещадно, а если была «хитрость», то прислать в Москву «на правеж и на дыбу».

Ивашку допросили. Дело объяснилось просто – ехал он через мост, на мосту лошадь упала и у одной сумки сломались печати. Писем же он не вынимал и никто его этому не научал, виной всему мост, уж очень он «он плох гораздо».

Ни одно бездорожье задерживало ямщиков. Вот, что, например, сообщал Новгородский уполномоченный Марселиуса Гитнер в конце 1670 г. Перевозчики на реках Веряже, Черне и Сумине не хотят бесплатно перевозить почтарей с сумками. С одного почтаря они взяли 2 алтына, а с другого – даже полтину. А начнут почтари говорить, что, мол, по государеву указу не велено с них никаких перевозных орать, перевозчики грозят им убийством.

Проект устройства виленской почты был разработан виленским почтмейстером Рейнгольдом Бисингом. По мнению Бисинга, главным пунктом для заграничной корреспонденции должен стать Кенигсберг, так как оттуда посылалось наибольшее количество писем. Из Кенигсберга письме направлялись в Москву через Вильну. Из Вильны в Москву почту доставляли через 8 дней.

В составленном Бисингом Положении устанавливался порядок прохождения почты. Из Вильны почта должна отправляться в пятницу в полдень, в Минск прибывать в субботу в 3 ч.  пополудни, в Могилев – в понедельник в полдень и на границу – во вторник рано утром. К этому часу сюда должна поступать московская почта. Почтарь следуя обратно, должен быть в Москве во вторник в полночь, в Минске – в четверг в 5 час. утра и в Вильне – в пятницу в полдень.

Почтарям выдавалась форма – красный кафтан; на кожаном поясе у них висел рог, в который они трубили, извещая горожан о своем прибытии. Почтарю давался особый лист, в котором отмечался день и час отпуска почты. Для перевозки почты в пределах русского государства Посольский приказ выработал вместе с Мзрселиусом руководство, посланное 9 марта 1669 г. Ямскому приказу.

Вот каковы были сроки хода виленской почты. Вышедшая из Москвы почта прибыла в Можайск 4 августа, в Вязьму – 6,в Дорогобуж – 7, в Смоленск – 8 и 9 августа была доставлено на рубеж.

До нас не дошло почти никаких документов о виленской почте в первые годы ее существования. Сохранилась только жалоба виленского почтмейстера Бисинга. Он писал в начале мая 1669 г., что последняя почта получена им не через 4 дня, а через три недели. Если это повторится в дальнейшем, то торговые иноземцы будут нести большие убытки. Видимо, почта не стала аккуратнее доставляться и позднее, так как правительство постоянно прибегало к наказанию ямщиков батогами.

В связи с новой организацией почтового дела ямщикам прибавилось много обязанностей, увеличилась ответственность за пересылаемую корреспонденцию, а денег им за гоньбу никто не платил.

И ямщики пишут жалобы. В 1671 г. подали челобитную тверские ямщики. В ней говорилось, что 12 сентября по государеву указу выбрали они троих почтовых гонщиков. Выборные почтари гоняли от Твери до Клина и от Твери до Торжка. На этой скорой гоньбе они измучили не только лошадей, но и себя. Почтари стали отказываться от гоньбы. Ямщики и сами видели, что трое выборных с делом не справятся. Решили почту возить всей слободой поочередно. Вначале во-время привозили почтовые сумки, но потом с почтой стали пересылать тюки пудов по 10 и больше. Возить такие грузы стало невмочь, начались опоздания. От скорой гоньбы, да еще с такими кладями, все лошади охромели, а новых купить нет денег. Им, тверским ямщикам, за 1668 г. недодано жалованья 50 руб., в 1669 г. – 600 руб. и в 1670 г. – 200 руб. Прогоны они не получали все последние четыре года.

Почтовая гоньба была делом нелегким, но Марселиус ничего не предпринимал для ее облегчения, а во всех неурядицах винил только ямщиков и сам постоянно жаловался на них.

Однако Марселиус ни разу не вспомнил, что почтарям надо платить за перевозку почты.

По условию с Ордын-Нащокиным от 7 августа 1668 г. Марселиус обязался содержать почту на свои средства, но он оплачивал только заграничных агентов.

Почтари некоторое время терпели, но вскоре в Москву начали поступать челобитные ямщиков о неуплате им почтовых прогонов. Марселиус платить ямщикам решительно отказался, сославшись на то, что прогонные деньги ямщикам всегда дают из Ямского приказа. Приказные согласились с мнением Марселиуса и было решено, что годовое жалование и прогонные деньги за почтовую гоньбу ямщикам будут платить с того числа, как началась гоньба.

Размер оплаты был окончательно установлен только в 1672 г. В этом году новгородскому воеводе поступила челобитная от старост всех ямов, расположенных по дороге из Москвы в Псков, в которой они просят назначить им за почтовую гоньбу прогонные деньги. Жалобу переслали в Москву и там решили давать за почтовую гоньбу прогонные деньги на две лошади. За простойные дни и за обратный путь платы не полагалось,

В конце 1669 г. два переводчика Посольского приказа заявили, что Леонтий Марселиус приносит иностранные газеты распечатанные. Наиболее интересные сведения, переведенные для правительства, оказываются известны многим. «В немецких государствах того не ведется, чтобы почтарь распечатывал куранты, –  сообщили переводчики, – если он приносит распечатанными, то его за это наказывают».

Леонтий Марселиус пытался объяснить все тем, что он вынужден распечатывать, чтобы вынуть личные письма. Марселиусу сказали, что письма на имя Марселиусов будут им доставлены, но сумки они обязаны доставлять в ПОСОЛЬСКИЙ приказ   нераспечатанными. Через несколько дней против Марселиуса было выдвинуто еще более серьезное обвинение в том, что государственные (правительственные) письма поступают распечатанными. Даже больше того, почтари осмеливаются иногда оставлять подлинные письма у себя, а вместо них приносят копии этих писем.

Для объяснения явился сам глава семьи Петр Марселиус. Он принес сумки запечатанными, но сказал, что он и его сын Леонтий этот приказ считают для себя великим бесчестием. В заключение он сказал, что не признает возможным распечатывать сумки в приказе, и унес их обратно.

Запросили по этому делу Ордын-Нащекина, бывшего в это время по посольским делам в Мигновичах. Ему послали вопросные статьи: «Почта для чего не за крестным целованием (т.е. не по присяге. -М.В.). Грамотки (письма. –М.В.) распечатывают, а Марселиус сказал, что и впредь будет распечатывать. Явно, что вести переписываются, в числах не сходятся. И в золотых улика есть, что многие пересылаются через почту, а он не все объявляет».

Ордын-Нащекин ответил, что «Леонтий Марселиус сам за себя ответ даст, как принимает; а присягал ли служить правдою – это приказное дело».

К первым же годам почтмейстерства Марселиусов относится их попытка организовать пересылку почты от Москвы до Архангельска. Ордын-Нащекин поддержал Марселиусов намерение и в апреле 1669 г. написал письмо царю о необходимости учреждения архангельской почты. В июне 1669 г. Леонтий Марселиус, которому было известно письмо Ордын-Нащекина, подал челобитную с просьбой об организации новой почты. Письма должны были возить не круглый год, а только с 1 мая до 1 октября каждую неделю. Это ходатайство поддержали, и пять иностранных купцов. Московским купцам, державшим в своих руках большинство промыслов Северного края, была крайне необходима архангельская почта. Была она нужна и московскому правительству, ведь через Архангельск поддерживались связи с Европой. Однако в ходатайстве Марселиусу было отказано. Не помогло и заступничество Ордын-Нащекина. Марселиусу ответили, что «Великий государь к Городу почте по той дороге не указал быть».

1671 г. был тяжелым годом для Марселиусов – умер их покровитель Ордын-Нащекин. Недолго пережил его Леонтий Марселиус. Но энергичный Петр Марселиус сделал так, что все почтовые дела перешли в наследство к его сыну Петру.

Кильбургер, бывший в Москве в 1674  г., вот как описывает почтовую связь того времени. В Новгород, Псков и Ригу почта отходила из Москвы по вторникам, а приходила по четвергам. Из Москвы до Риги почта шла от 9 до 11 дней. Почтовая такса указана Кильбургером несколько иная. За пересылку письма из Москвы в Новгород платили 6 коп. (прежде 8 коп.) с золотника, в Псков – 8 коп. (прежняя цена), а в Ригу – 10 коп. (прежде 8 коп.). Виленская почта отходила вечером в среду, а прибывала через неделю в среду утром. По почте можно было отправлять письма через Кенигсберг во все города Германии. За письмо из Москвы до Берлина платили 25 коп. с золотника.

В 1674 – умер старик Марселиус и почта перешла в руки его сына Петра. Прежде Марселиусы крепко держали почтовое дело в своих руках. Петр Марселиус не сумел справиться с делом. Сразу же обманул его виленскии почтмейстер Бисинг. Он выманил у Марселиуса соболей на довольно большую сумму, а потом самовольно высчитал ему провоз писем по очень дорогой цене, так что соболи пошли за бесценок, а половину денег не заплатил. После этого Марселиус стал уделять виленской почте мало внимания, и она стала работать все хуже и хуже. По временам почта уходила только раз в месяц. Небрежно относился новый «шляхетный начальник над почтою» и к рижской почте. И вот 4 декабря 1675 г. был издан указ, по которому велено: «почты виленскую и рижскую, которые ведал Петр Марселиус, ведать Посольского приказа переводчику Андрею Виниусу по той причине, что «ныне та почта начала приходить в Москву не в указание дни, а приходит с опозданием в день или два…».

Обвинение в запаздывании корреспонденции было обычным но, видимо, Петр Марселиус сам охладел к этому хлопотливому делу и уступил почту без борьбы.

Статья не была напечатана полностью, так как на этом номере издание журнала на русском языке прекратилось

М. Н. Витушевская. Старинная русская почта. «Россика». 1963, № 65 (стр. 5-9).