В октябре 1928 года в рядах чехословацких филателистов возникло волнение. Приблизительно такое, как лет за двадцать до того, когда кто-то очень далеко от Праги истошно закричал: «В Клондайке золото!». Пражский район Голешовице – Летна буквально через несколько недель превратился в филателистическую Аляску.
Коллекционерам чехословацких почтовых марок, несомненно, хорошо известны эмиссии, получившие общее название «Аллегории». В разных номиналах и четырех рисунках серии выходили вплоть до мая 1926 года и благодаря превосходному графическому исполнению вошли в галерею чехословацкой марочной классики.
Назовем авторов каждой из четырех «Аллегорий»: Ярослав Бенда — «Голубка», Вратислав Гюго Бруннер — «Освобожденная республика», Алоис Муха — «Гусит», Якуб Обровкий — «Экономика и наука».
Интерес для нас представляет вторая миниатюра с изображением коленопреклоненной женщины (аллегория освобожденной родины), разрывающей цепи, которые опутывают ее руки. На каждой марке дважды обозначена цена — очевидно, как один из элементов композиции. Из различных цветов и одиннадцати номиналов остановимся только на трех красных — 20-, 50- и 150-геллеровых. Вскоре после того, как все марки вышли, было объявлено об изменении почтовых тарифов, которым перестали соответствовать номиналы «Аллегорий». Что предпринять? Уничтожить оставшиеся запасы марок? Почтовое ведомство сочло это неэкономичным и с помощью надпечатки решило придать им новую служебную функцию. На каждой марке в сентябре 1927 года появились две цифры и слово, расположенные по диагонали: 50 ДОПЛАТИТЬ 50.
С того времени две красные марки «Освобожденная республика» — 20 и 150 геллеров (тираж соответственно 2 700 000 3 930 000 экз.) превратились в доплатные с номиналом 50 геллеров. Листы же третьей красной 50-геллеровой марки в операции «Надпечатка» не участвовали. Во-первых, от первоначального тиража их осталось совсем немного, а во-вторых, нелогично было бы из 50-геллеровой марки делать опять-таки 50-геллеровую, пусть и доплатную.
… В октябре 1928 года в витрине филателистического магазинчика на Петрской площади висела вывеска, извещавшая, что на выгодных условиях покупаются доплатные «Аллегории». Владельцу магазина Яну Минаржику, надо сказать, удивительно везло на встречи с редкостями. Однажды к нему зашел один из постоянных клиентов, который всегда покупал много дешевых марок (их называли «штамгастами»), и поинтересовался, есть ли у хозяина одна из тех доплатных красных 50-геллеровых «Освобожденных республик», на которых можно увидеть надпечатку «50 ДОПЛАТИТЬ 50». Он желает купить чистую, не прошедшую почту.
— Такой марки не существует,— снисходительно улыбнулся Минаржик. — Ни чистой, ни гашеной.
— Существует, господин Минаржик, существует, — настаивал посетитель. — Одна из них — гашеная — лежит у меня дома, и я бы хотел к ней чистую.
— Я уже сказал,— повысил голос Минаржик, — она не существует. У вас может быть только 50 на 20- или на 150-геллеровой. 50 на 50 почта не издавала, так что дома у вас ее нет. Кто знает, как вы на нее смотрели…
— Я хорошо смотрел. Если хотите, сейчас ее принесу.
— Приносите, — успокоился торговец. — Приносите. И если это будет 50 на 50, я вам дам за нее десять тысяч. Да что там десять — сто тысяч дам. Миллион!
Посетитель даже не улыбнулся, лишь тихо произнес: «Ловлю на слове. Миллион сейчас очень трудно найти…»
Ян Минаржик отвернулся от упрямца и занялся своими делами. Через некоторое время дверной замок вздрогнул, и у прилавка вновь появился «штамгаст», держа пинцетом марку. Минаржик не верил глазам: он первый человек в республике, который видит красную 50-геллеровую «Освобожденную республику» с надпечаткой 50 ДОПЛАТИТЬ 50. Немыслимо — 50 на 50!
А объяснялось все весьма просто. Один лист (100 экз.) красных 50-геллеровых марок попал «под надпечатку» по ошибке. Вопреки инструкции и логике на них оказался новый текст, в результате чего и родился сенсационный раритет. Однако обнаружился он, как видно, не сразу…
В страшном волнении Минаржик осматривал марку. Происхождения ее он, разумеется, не знал, но быстро определил — подделка исключена. Забыв про обещанный миллион, бросился в гостиницу «Париж», где, на его счастье, проходил аукцион марок, и прошептал на ухо Лешетицкому:
— Можно вас на минуточку. Я покажу вам чехословацкую марку, которую вы еще не видели.
Маэстро Лешетицкий, опытный филателист и эксперт, понимал шутки, но только не такие, которые ставили под сомнение его эрудицию. Он да не видел хоть одну из чехословацких марок! Смешно! Он видел все, даже то, что не видел сам министр почт и телеграфов. Ну-ка, посмотрим. Он долго изучал рисунок, сравнивал с оригиналом надпечатки, который у него был под рукой, исследовал надпись буква за буквой и, наконец, потрясенный, протянул марку Минаржику: Вы правы.
Мимо редактора «Трибуны филателистов» Гирши ничего не могло пройти. И вот уже спустя несколько минут он стучит по плечу торговца с Петрской площади, забежавшего в редакцию:
— Это интересно. Сколько?
— Миллион, — Минаржик был краток.
— Миллиона под рукой нет, даю самую большую разумную цену,— сказал журналист.
Но раритет остался у Минаржика. Многие проявляли огромный интерес к находке. Вскоре вслед за первой маркой «всплыли» другие, и почти половина всех существующих 50 на 50 пройдет впоследствии через руки счастливчика Минаржика. А пока… Пока у него нет даже этой первой. Он медленно шел к себе в магазин, размышляя над тем, как стать ее обладателем. И первое, что сделал, — с важным видом сообщил «штамгасту», что два известных и уважаемых знатока признали марку настоящей. Но затем добавил, что Лешетицкий уже проверил несколько сот таких же использованных экземпляров.
Посетитель пожелал продать марку за столько, сколько хватило бы на зимнее пальто,— около двух тысяч крон. Минаржику цена показалась завышенной, они не сторговались, но, к счастью, «штамгаст» доверительно сообщил, что марку 50 на 50 он раздобыл в одной летенской канцелярии, тамошний добродетель оставляет для него старую корреспонденцию…
Минаржик еще раз хорошенько осмотрел марку. В одном месте она была протерта. Штемпель, однако, подтверждал, что марка была наклеена 6 января 1928 года в летенском почтовом отделении Прага-14. Впрочем, об этом уже знали и Лешетицкий, и Гирш, и добрая половина Праги.
Л. Жуков. Пятьдесят на пятьдесят. «Филателия СССР». 1990. №7 (стр. 58-59)
